Здравствуй, племя младое...

(Продолжение, начало в № 37, 38).

В те годы, ни мы, школьники, ни наши родители и учителя не знали проблем с предоставлением и получением образования. Всё шло по накатанной колее (во время войны появились и продолжали действовать также вечерние школы или, как их именовали, школы рабочей молодёжи). Никаких денег.

Каждый из нас был от этого в явном выигрыше, но не меньше выигрывало и государство, общество. Доступность высококачественного образования обернулась, к примеру, первенством в космосе. На Западе писали о СССР, имея в виду и Великую Отечественную войну, и космос, и многое другое: победил школьный учитель. В крупнейших странах, начиная с США, была срочно пересмотрена система образования и политика в этой сфере, что даёт свои плоды до сих пор.

Прошлым летом во Франции беседовал с заведующим одной из крупнейших в мире кафедр ЮНЕСКО - в Парижском университете Сорбона-1, профессором Бернардо Моруччи. Мы сидели в старинном ресторане в Латинском квартале и толковали об устройстве высшего образования.

Оказалось, кроме 4-5 частных (платных) вузов, в остальном высшее, в том числе университетское, образование во Франции сплошь государственное, бесплатное, с предоставлением стипендии. Это касается не только французких юношей и девушек, но и других, из какой бы страны они ни прибыли сюда учиться.

Печалит, что в силу сложившихся обстоятельств ваше поколение рискует остаться малограмотным. Беда! В наше время этого боялись, как огня. Отец говорил: «Последние штаны продам, но высшее образование получишь». Штаны продавать не понадобилось. А теперь, если и продать, уже не поможет. Такое вот огорчение. И если вы на нашей встрече в школе спросите меня, чего больше всего вам пожелал бы, ответ один: чтобы смогли беспрепятственно учиться и выучиться.

В наши школьные годы одни люди жили хуже, другие чуть лучше, а в целом все очень стеснённо - и в материальном, и в жилищном, и в бытовом отношении.

Как-то увидел мужчину, входившего к нам в школу на родительское собрание. У мужчины брюки играли серебристым отливом - очень красиво. Рассказал дома.

- Ничего-то ты ещё не понимаешь, - заметила мать. - Это заношенные, заутюженные тысячу раз брюки. Оттого и блестят.

Передо мной за партой сидел парень гораздо старше. Как его звали - не помню. Он ходил в гимнастёрке, что было тогда в обычае, притом в шерстяной.

Однажды он чем-то обидел своего соседа по парте, малыша, и я, вскипев от гнева из-за явной несправедливости сильного по отношению к слабому, не придумал ничего лучшего, как сгоряча плеснуть ему на спину чернилами из чернильницы-невыливашки. Пятно химических чернил большим потёком обозначилось на гимнастёрке обидчика.

Мне он ничего не сказал и ничего не сделал, поскольку понял, что был не прав. Всё же я ожидал, что не в классном помещении, а где-нибудь на улице он задаст мне трёпку. Однако на следующий день он в школу не пришёл. И много дней подряд. Оказалось, та гимнастёрка была у него единственной верхней одеждой - зимой и летом. Ни рубашки другой, ни пиджака не имел. А химчистка в те времена не существовала. И мать пострадавшего от моей несусветной глупости день за днём выводила пятно, как могла, подручными средствами.

С того случая всю последующую жизнь неуспокоенно гложет меня вина перед ним. Хоть бы прощения попросить - так и этого не дано. Вот уже более полувека каюсь - тяжело на душе. У Есенина есть поэтическая строка: «Как мало пройдено дорог, как много сделано ошибок!»

В эпоху русского средневековья, от которого в Пскове сохранилось немало храмов и гражданских сооружений - к примеру, Поганкины палаты, дом Яковлева, солодёжня и другие, для подобных случаев была предусмотрена отдушина. Вообще, совсем другая была культура, которая давно сгинула.

Когда рождался ребёнок, родители выбирали ему исповедника. Не из священников, а из числа хорошо знакомых, уважаемых, но обычных людей. Мальчику - мужчину, девочке - женщину. Выбирали на всю жизнь. Только два обстоятельства могли вызвать замену: если исповедник умер или тронулся умом.

Высокая миссия такого исповедника заключалась в том, что, когда ему подопечный покается, тот принимал грех на себя. А ты от вины освобождался и вновь начинал жить нравственно чистым, свободным от отягощающего груза. Собственно, это было врачевание души. Мы такого лишены. Священник, правда, может твои грехи отпустить, но на себя их не берёт. Поэтому, хоть и прощёные свыше, они всё равно в тебе остаются - никуда от них не деться.

ЗАБОРНАЯ КНИЖКА

С пятого по седьмой у нас в 8-й школе (наверняка и в других) учились вместе с моими ровесниками переростки - наследие войны. Рослые, совсем в иных годах, они спешили завершить семилетнее образование, без которого никуда.

Уж на что у самих нас грамотность была сразу после войны скверная, а у них - чудовищно плохая. Русский язык в его письменном виде стал камнем преткновения. Помню, как один из них сделал на диктанте пять орфографических ошибок в слове «автомобиль» - «афтанабиль». Никогда больше не сталкивался с подобным беспределом.

Русский язык в 5-7 классах вёл в 8-й школе Александр Васильевич Васильев. Выдающийся учитель - при нас был награждён орденом Ленина. Человек пожилой, часто грел ладони, положив их на железную поверхность чёрной печи в классе. Я вызвался ему помогать, и мы дружно, каждый по отдельности, после уроков подтягивали отстающих.

Экзамены тогда, начиная с последнего класса начальной школы, сдавали в каждом классе. В 4-м, 7-м, 10-м - выпускные. В остальных - переводные. Помню, по истории было 42 билета и 3 вопроса в каждом - вспотеешь.

Кто не сдал, тех оставляли на осень. Если и осенью не сдашь, превратишься во второгодника. Переростки, о которых веду речь, роскоши второгодничества позволить себе не могли - поджимал возраст. Поэтому каждое лето упорно вытравлял неграмотность у тех, кого закрепляли за мной.

В одно лето меня премировали - путёвкой (платных тогда не было) во Всесоюзный пионерский лагерь «Артек» в Крыму. В тот раз мне единственному в Пскове предоставили такую возможность. Несбыточная мечта! Отказался. Не мог бросить своих подопечных. Так никогда в Артеке не побывал, видел только в кино.

Самым юморным среди переростков в нашем классе был Гена Баранов. На пару с ним частенько ходили по вечерам смотреть через ограду на танцы - в Летнем саду и возле нынешней детской библиотеки. Вход был платным.

Денег у обоих не бывало. А у меня поначалу не было и обуви. Натягивал низ штанин на большой палец правой и левой ноги - смотрелось как брюки клёш до земли. В таком виде фланировал с приятелем по тротуару главной улицы города. Когда летом 1946 года отец взял меня с собой на торжественное собрание в Актовом зале Дома Советов, посвящённое 2-й годовщине освобождения Пскова от немецко-фашистских захватчиков, то по ходу заседания шёпотом мне напоминал: «Спрячь босые ноги под стул».

Летний сад был обнесён высоченным деревянным забором, чтобы бесплатно на танцы никто не попадал. У освещённого входа следила за поядком милиция.

Танцевать я не умел и не хотел. Но побыть возле духового оркестра или баяниста, поглазеть - любопытно. В Летнем саду играл на танцах невероятный баянист. Приглашали его и на школьные праздники. Вот он играет, как обычно, а затем лихо переворачивает баян, и правая рука оказывается на кнопках, которые только что были под левой, а левая - на месте правой. Как известно, строй левых (басовых, аккомпанирующих) кнопок совершенно не так расположен и не для того предназначен, нежели правые, на которых играется мелодия. Бывало, попрошу: «Переверните баян ещё раз!» Игра продолжалась с прежним мастерством.

Однажды Баранов меня ошарашил.

- Махнём через забор, я тебя подсажу.

- На глазах у милиции?

- Она ничего не сделает.

- Как так?

- У меня для этого есть заборная книжка. Правда, только на моё имя.

Воспринял это как шутку. Но Баранов вынул из кармана и протянул мне неболь-шенького формата как бы тетрадку с отрывными талонами. Под светом горевшего у входа в Летний сад на столбе электрического фонаря увидел, что на мягкой обложке типографским шрифтом напечатано: ЗАБОРНАЯ КНИЖКА. Ниже, чернилами, от руки: Баранов Геннадий.

У меня крыша чуть не поехала.

- Понимаешь, Витя, кому разрешено ходить на танцы бесплатно, выдают вот такую именную книжку. У тебя нет? Правильно. Возраст ещё не подошёл. А чтобы не было обидно тем, кто покупает входные билеты, нам, безбилетникам, надо лазить через забор.

Представляете: поверил! Публикуемое обладало для читающих непререкаемым авторитетом: коль напечатано, значит так и есть.

Лишь через несколько дней дознался: в Отделе рабочего снабжения (ОРСе) каждому члену семьи железнодорожника выдавали книжечку с талонами, чтобы за плату забирать полагающиеся по особой этой карточке дополнительные продукты. Оттолкнувшись от слова «забирать», напечатали : заборная книжка. Понятия о том не имел, пока не стал жертвой мистификации.

Наесться доотвала - это была мечта всех и каждого. Когда кто-то из взрослых возвращался из санатория, из дома отдыха, первым делом спрашивали: «Насколько поправился?». И в ответ слышалось гордое, довольное: «На килограмм». Или - «на два». Или: «на два шестьсот». Отдых ценили по обильности предоставлявшейся еды, насколько велики порции. Ныне забота у многих противоположная - похудеть, сбросить лишний вес. А тогда лишнего веса не знали.

Виктор ДМИТРИЕВ.
Псков, средняя школа №8. Фото 1960 года.

(Продолжение следует).