«Своих трудов, своих деяний
Он видит спелые плоды,
Громады величавых зданий,
Мосты, заводы и сады…
И благодарного народа
Вождь слышит голос: «Мы пришли
Сказать, — где Сталин, там свобода,
Мир и величие земли!»
Анна Ахматова. Декабрь 1949 года
Высказывания об Иосифе Сталине в напечатанное интервью не вошли (я приберёг их для «полемической статьи»). Прошло семь лет. Полная расшифровка того интервью была утрачена и нашлась только в мае 2017 года на съёмном диске. Я его перечитал и подумал, что сегодня спор на тему Сталина и сталинизма даже актуальнее, чем семь лет назад. Хотя нет, при чём здесь спор? Спорить не о чем. Если человек считал, что массовые репрессии в 30-40-х годах были оправданны («так было надо»), то ведь это не по незнанию. Не знать и не понимать может неуч-школьник, но не лауреат множества литературных премий.
Людей, уверенных, что «так было надо», полемическими аргументами не проймёшь. Либо вы готовы признать, что масштабное кровопускание полезно для здоровья всей страны, либо не готовы. Третьего не дано. Аргумент о том, что Сталин делал «лечебное кровопускание», который приводят некоторые сталинисты, очень давний. Дескать, болезненно, но необходимо. Хорошего мало, но по-другому никак. Похожее оправдание репрессий приводится, когда вспоминают о санитарной очистке леса. Отсекаются больные деревья или ветки на них. То же самое якобы происходит и с обществом. Лишние люди, заражённые «неправильными идеями», отправляются в могилы или в лагеря «на перевоспитание», зато все остальные продолжают жить и трудиться «на благо Родины». Выбор делается в пользу здорового большинства. Это ли не истинная демократия с монархическим лицом? Такой вот подход.
Имя Сталина всплыло в разговоре с Курбатовым, когда мы заговорили об Общественной палате, в которую он тогда вошёл. Валентин Яковлевич стал перечислять тех, кто кроме него тогда входил в комиссию по культуре: «Тина Канделаки, Зураб Церетели, Марат Гельман, — на Гельмане он остановился особо: — Гельман — это бедствие для Перми...»
Пропагандистский плакат сталинских времён.
Когда Валентин Курбатов сказал о том, что Марат Гельман — страшный человек, то мне захотелось уточнить: насколько страшный? Особенно для культуры. Вроде бы, в отличие от Сталина, он сокровища Эрмитажа за границу по дешёвке не продавал, исторические храмы не взрывал, писателей не преследовал (при Сталине было репрессировано около 600 членов Союза писателей СССР), жёстких и жестоких постановлений о композиторах и писателях не подписывал, артистов и режиссёров в лагеря не отправлял…
Обратите внимание, у Курбатова есть плавный переход от слов «русский человек слишком широк» к словам с большой буквы: «Человек Культуры и Церкви». Что делать с этой широтой? Сузить, разумеется. Окультурить. Ввести в рамки. Вот здесь-то и возникает связующее звено — происходит окультуривание (от лат. cultura — возделывание). В сущности, это прополка сорняков (корыстное ничтожество можно только уничтожить). Однако интересно, был ли раскулаченный дед Валентина Курбатова «корыстным ничтожеством»? Были ли «корыстными ничтожествами», например, репрессированные родители Павла Адельгейма и их малолетний сын? Съездите в Левашово и посмотрите на этот страшный лес (в то время это была пустошь), куда свозились трупы людей со всей Ленинградской области. Среди них было множество псковичей. Десятки тысяч загубленных людей только в Левашово. Русских, украинцев, поляков, эстонцев, латышей, итальянцев… И всё это для того, чтобы сузить «русского человека» до подходящих размеров?
В лексиконе отечественных сторонников «жёсткой руки» одно из самых популярных слов — русофобство. Им всюду видятся русофобы. Украинцы, американцы, англичане, евреи, эстонцы, латыши, пятая колонна… Но мне всегда казалось, что первейшие русофобы — это как раз те, кто вслед за Дмитрием Карамазовым твердят: «Широк, очень широк русский человек — я бы сузил его». И раз этот несносный русский по-хорошему не понимает, приходится действовать по-плохому «ему же во благо». А потом «является товарищ Сталин» и «суживает русского человека» — до размеров рва в Левашовской пустоши, куда, как мусор, по ночам сбрасывали тела расстрелянных. Будто бы «русский человек», под которым понимается кто угодно — чеченец, литовец, узбек, украинец, грузин, постоянно нуждается в пристальной опеке заботливого «отца нации», без которого нашего неразумного соотечественника обязательно занесёт куда-нибудь не туда.
Так как в нашей стране всё-таки большинство себя называют русскими, то чаще всего говорят не о татарах или ингушах, а именно о русских, об их каком-то особом менталитете. Как будто это какая-то особо чувствительная нация, подверженная внешним и внутренним болезням, распространяемым «корыстными ничтожествами». Вот этих ничтожеств и уничтожают как бешеных собак. По-моему, это русофобство в чистом виде. А если не сужать русского человека, а обобщать, то это называется человеконенавистничеством. Ведь Сталина можно обвинять в чём угодно, но только не в особом пристрастии к русским. Он преследовал всех, до кого доходили руки: крымских татар, чеченцев, грузин, турков-месхетинцев… В этом смысле он был интернационалистом.
НКВД часто практиковал так называемые «национальные операции»: аресты, расстрелы и высылки происходили по национальному принципу. Исходя из принадлежности к той или иной нации, фабриковались уголовные дела. Спектр национальностей был широк: от румын до татар, от венгров до казахов, от литовцев до туркмен, от якутов до немцев. Проводились американские, карачаевские, карельские, латышские, английские, армянские, белорусские, грузинские, еврейские, молдавские, польские, русские, узбекские, украинские, финские, македонские, персидские, греческие, китайские, французские, швейцарские, эстонские, японские, болгарские, афганские «операции». Крупнейшей «национальной операцией» была польская (приказ НКВД № 00485). Приказ, посвящённый, впрочем, не полякам, а польским шпионам, был утверждён Политбюро ЦК ВКП(б) 9 августа 1937 года. С августа 1937 года было осуждено 139 815 человек, из них 111 091 приговорен к расстрелу. Аресту подлежали не только те, кого назвали польскими шпионами, но и их жёны, независимо от причастности «контрреволюционной деятельности» мужа, и дети старше 15 лет, если они были признаны «социально опасными и способными к антисоветским действиям». Польские дети от 1 года до 15 лет направлялись в ясли и детские дома Наркомпроса. Но арестованных оказалось так много, что система с таким потоком не справлялась.
Обычно масштабы национальных операций были таковы: к расстрелу приговорено 2 046 граждан иранского происхождения, 5 439 — румынского, 366 — афганского, 9 078 — финского, 16 575 — латышского...
В Левашовской пустоши за последние лет двадцать установлены памятники и памятные знаки погибшим в массовых расстрелах. Есть отдельный псковский крест, а вокруг множество других знаков, крестов и памятников: новгородский, вологодский, белорусско-литовский, ингерманландский и финский, польский, ассирийский, еврейский, немецкий, норвежский, эстонский, украинский, латышский, литовский, итальянский… Только с июля 1937 года по ноябрь 1938 года в СССР было арестовано около 350 тысяч человек, 250 тысяч из них расстреляно, большинство — в ускоренном порядке.
В Левашово обращаешь внимание не только на памятники погибшим представителям разных национальных диаспор. Политические дела фабриковались и по другим принципам. Следователям НКВД, для того чтобы в ускоренном порядке оформить уголовные дела, требовались группы людей, связанные друг с другом чем-либо (профессией, увлечениями, религиозными взглядами). Это называлось «преступная сеть». В Левашово есть памятники расстрелянным глухонемым, энергетикам, насельницам Горицкого монастыря, адвентистам седьмого дня, католикам всех обрядов… Под расстрел пошли и последователи Иоанна Чурикова (Чуриков ещё с дореволюционных времён пропагандировал «духовное спасение путём отказа от алкогольных напитков и курения»). Так что в Левашово имеется памятный знак уничтоженным трезвенникам-чуриковцам.
В постановлении ЦК ВКП (б) от 31 января 1938 года говорилось: «1. Разрешить Наркомвнуделу продолжить до 15 апреля операцию по разгрому шпионско-диверсионных контингентов из поляков, латышей, немцев, эстонцев, финн (так в документе. — Авт.), греков, иранцев, харбинцев, китайцев и румын, как иностранных подданных, так и советских граждан, согласно существующих приказов НКВД СССР. 2. Оставить до 15 апреля существующий внесудебный порядок рассмотрения дел арестованных по этим операциям людей, вне зависимости от их подданства. 3. Предложить НКВД СССР провести до 15 апреля аналогичную операцию и погромить кадры болгар и македонцев, как иностранных подданных, так и граждан СССР».
Текст этого постановления используют полемике и антисталинисты, и сталинисты. Первые считают, что руководство партии, во главе которой находился Иосиф Сталин, проводило репрессии, в том числе руководствуясь национальностью. Вторые отвечают: смотрите же, речь не обо всех эстонцах или румынах, а только о шпионах и диверсантах. «Погромить кадры болгар и македонцев»? Так что же? «Погромили» полторы тысячи болгар, а в СССР в то время проживало от 91 тысячи до 113 тысяч болгар, так что пострадал «всего» 1 процент. Вот если бы Сталин репрессировал всех болгар — тогда другое дело.
Но убивали или отправляли в лагеря не проценты, а людей.
Приговорённых к расстрелу жителей Ленинградской области, в том числе псковичей, должны были для исполнения приговора свозить в Ленинград, в дом предварительного заключения на улицу Воинова (Шпалерную). До революции там сидели многие политические заключённые — народники, социал-демократы. В 1895–1897 годах в камере № 193 находился Владимир Ульянов (тогда ещё не Ленин).
Но в середине 30-х годов убивали, как правило, не на Воинова, а на нынешней улице академика Лебедева (бывшей Нижегородской) — в отделении дома предварительного заключения. В этой тюрьме было больше возможностей соблюсти приказ № 00447, в котором говорилось о необходимости расстреливать «с обязательным полным сохранением в тайне времени и места приведения приговора в исполнение». Другое место расстрела — Ржевский артиллерийский полигон, урочище Койранкангас. Только 20 декабря 1937 года в Ленинграде расстреляли 755 мужчин и 69 женщин.
«Прокурорского и медицинского наблюдения за казнью не было, — пишет историк Анатолий Разумов (один из создателей мемориала «Левашовская пустошь», составитель книги памяти жертв сталинских репрессий «Ленинградский мартиролог». — Расстрел как высшая мера наказания в 1937–1938 годах не всегда означал расстрел на практике. В разных городах, в зависимости от местных обстоятельств, применялись удушение, утопление, оглушение дубинами по голове, доставка к месту казни в фургонах с выхлопными газами или в грузовиках, крытых брезентом поверх штабеля заключённых с кляпами во рту, и даже, как выяснила в годы реабилитации Комиссия Президиума ЦК КПСС, зарубание топорами. Известно, что ленинградские чекисты стреляли, а также применяли в расстрельных операциях деревянные дубины». Не всех псковичей доставляли для казни в Ленинград. Некоторых убивали прямо в центре Пскова — по ночам в подвале. Достоверно известно, что как минимум 27 человек расстреляли в подвале бывшего Дома настоятельницы Старовознесенского монастыря на нынешней улице Советской (в монастыре находились окружной отдел ОГПУ (НКВД) и концентрационный лагерь). Сейчас в монастырском храме расположен городской планетарий.
Памятник «Молох тоталитаризма». Установлен в Левашовской пустоши 15 мая 1996 года.
По словам Анатолия Разумова, приговоры приговорённым к казни, как правило, не объявляли, а обречённым на смерть «говорили, что переводят в другое место, ведут на профосмотр или медосмотр». После этого изымали личные вещи, связывали за спиной руки, сверяли «установочные данные» — фамилию, имя, дату рождения. Дата смерти палачам была уже известна.
Образованная часть современных сталинистов и им сочувствующих прекрасно знают о порядках, которые были в 30-40-е годы в СССР. И числом казнённых их не смутишь. Чем выше эта цифра, тем сильнее государство.
Среди нынешних сталинистов много верующих, попадаются и священники вроде Всеволода Чаплина. Они утверждают, что рукой Сталина водила «Божья рука», в том числе и тогда, когда он уничтожал священников и храмы.
Сталин написал в 1937 году резолюцию: «Т. Ежову. Надо бы поприжать господ церковников» (РГАСПИ. Ф.558. Оп.11. Д.421. Л.6.) Наверное, тогда его пером тоже водила «Божья рука». Николай Ежов, разумеется, поприжал, отрапортовав Сталину о том, что с августа по ноябрь 1937 года было арестовано 31 359 «церковников и сектантов», из них митрополитов и епископов — 166, попов — 9 116, монахов — 2 173, «церковно-сектантского кулацкого актива» — 19 904. Из их числа приговорён к расстрелу 13 671 человек, из них епископов — 81, попов — 4 629, монахов — 934, «церковно-сектантского кулацкого актива» — 7 004. С 1931 по 1941 год «было ликвидировано или арестовано от 80 до 85% священников, то есть более 45 тыс.». Речь только о православных, а были ещё и католики, протестанты, мусульмане…
По мнению части верующих сталинистов, таким образом погибшие и попавшие в лагеря расплатились за то, что предали царя в 1917 году. «И люди, которые страдали, будучи, может быть, лично невинными, принадлежали к тем слоям и сословиям, которые предали царя и были виновны прямо или косвенно в цареубийстве, — говорил Всеволод Чаплин. — А это и крестьянство, и казачество, и аристократия, и духовенство, особенно высшее». Пожалуй, это один из главных нынешних аргументов тех, кто пытается оправдать советское руководство, в первую очередь Иосифа Сталина. Раз Бог это позволил, значит, так было надо.
Но самый частый аргумент — самый банальный, тот, что привёл недавно выступавший в Пскове лидер группы «Калинов мост» Дмитрий Ревякин: «Сталин для меня фигура настоящего политика, который оперировал в определённое время в определённых условиях. Победил в войне и оставил стране ядерное оружие, благодаря которому нас до сих пор не расчленили. Вот и всё. Какие вопросы? Что там внутри... Ну, ребята... Революция — это революция... Понимаете, что там всё может быть».
Валентин Курбатов сказал почти то же самое другими словами: «Сталин — явление историческое, он правильно слышал историю».
Правильно слышал историю, Божья рука, определённое время… Причины можно найти всегда.
Мне кажется, теперь я понимаю, почему не спешил отвечать Валентину Курбатову по горячим следам. Знал, что это бессмысленно. Что я мог ответить? Говорить о цене человеческой жизни? Всё это было бы неубедительно. Люди, приемлющие масштабное государственное насилие, в таких категориях не мыслят и такого языка не принимают. Наиболее образованным и культурным сталинистам кажется, что человек сам по себе несущественен, и поэтому им можно безбоязненно пожертвовать. А существенен лишь человек с большой буквы (Духовный человек). По этой причине разговор с Валентином Курбатовым у меня тогда завершился на высокой ноте. «Мне тревожно потому, что о Человеке никто не говорит, — сказал Валентин Курбатов. — Говорят о его достатке, о том, что надо, чтобы он жил хорошо, о жилищных кооперативах, о плате за квартиру… Обо всём, кроме самого главного: зачем человек создан? Небесное ли он произведение? Бессмертен ли он? Что ответят они на Страшном суде перед Господом? Что вы сделали с человеком? Вы его накормили, одели, дали роскошную машину. Он каждый день меняет зубные щетки… Отними у него супермаркет — он закричит. Заставь его выбирать между солнцем и электрическим освещением — человек выберет электричество, он привык к этому пространству. Россия перестает быть Россией. Есть что-то на карте мира, так называющееся, но сам русский человек перестал этим гордиться. Он не встаёт, когда звучит гимн, у него нет знамени. Эта нынешняя тряпочка ни с чем у него не связана. Та, красная, хоть с чем-то была связана — с кровью… А этот «бесик», извините, «белый, синий, красный»… Гимн рождается из народной целостности, так же как и герб и знамя». — «Если бы человек чувствовал, что о нём заботится государство, то он бы иначе относился к государственным символам». — «Оно заботится, но не о том. Оно отменило духовные заботы, оно упразднило их, вычеркнуло из списка. Человек становится всё более жадным и требует от государства всё больше, утоляя свою потребительскую ненасытность. А культура уходит в продажный товар, в предмет цивилизационного потребления, в интеллектуальные упражнения, в концепции…»
А вдруг бывший семинарист Джугашвили-Сталин устраивал репрессии только для того, чтобы ответить на волнующие его вопросы? Например, на те же, что волнуют Валентина Курбатова: зачем человек создан? Небесное ли он произведение? Бессмертен ли он? Подписал очередной смертный приговор (что-нибудь вроде «расстрелять как бешеных собак»), а сам подумал при этом: «Сейчас мы узнаем, небесное ли человек произведение или нет». Проводил эксперимент.
Сталин вроде бы умер и погребён, но эксперименты с обществом продолжаются, потому что никак не переводятся «корыстные ничтожества». Мы.
Чтобы оперативно следить за самыми важными новостями, подписывайтесь на наши группы «ВКонтакте», «Телеграме», «Твиттере» и «Фейсбуке».